Показ второго фильма Федора Бондарчука «Обитаемый остров. Схватка» стал хорошим поводом для того, чтобы поговорить о прервавшейся связи времен.
Я в последнее время пишу в этой колонке не про свои любимые книжки, а почти исключительно про кино, что знающих людей изрядно веселит – трудно найти более некомпетентного в этой области человека. Но делаю я это отнюдь не из желания переквалифицироваться в управдомы, тьфу, кинокритики, а исключительно потому, что мне создают благоприятные условия.
Дело в том, что волею судеб в последнее время главными культурными событиями недели становились премьеры громких отечественных киноблокбастеров. И все они, во-первых, экранизации, а во-вторых, экранизации классических, если не сказать культовых, книг. Пару недель назад нам показали «Тараса Бульбу», на этой же неделе журналистам показали вторую часть «Обитаемого острова», и теперь, наконец, можно составить цельное представление о фильме.
Поэтому от меня не требуется, слава богу, писать рецензию на фильм (это сделают на следующей неделе специально обученные люди) и можно вволю трепаться, не опасаясь раскрыть непосвященному зрителю перипетии сюжета, – это ведь только в пресс-релизах издевательски интригуют: «В продолжении истории Максима Каммерера мы узнаем, удастся ли ему изменить враждебный мир планеты Саракш во имя дружбы, любви и справедливости».
Я не буду рассуждать о том, хорош ли «Обитаемый остров» с точки зрения кино, тем более что там и рассуждать практически не о чем.
Все наши немногочисленные постсоветские масштабные постановки «со спецэффектами» вызывают в памяти один и тот же образ. Образ школьницы, впервые допущенной к косметике и на радостях размазавшей по лицу килограмма полтора в такую красоту, что остается только то ли рыдать, то ли смеяться. Поэтому продолжим ждать, когда наконец в гордой юной девице по имени «российское кино» проснется чувство меры, а в ожидании поговорим о соответствии фильмов литературному источнику.
И здесь хотелось бы сразу сказать главное. И Бортко, и Бондарчук снимали не творческое переосмысление книги, вроде «Сталкера» Тарковского, а аккуратно следовали первоисточнику, делая, по сути, «кинокопию» культового текста. Но так как кино – иной жанр, то определенные изменения все-таки приходилось вносить. Бортко, как я уже писал, несмотря на все недостатки его фильма, своими изменениями не только не натащил отсебятины, но в глобальном плане даже углубил магистральную линию, проложенную Гоголем.
Бондарчук же, увы, сотворил обратное.
Практически не меняя текст братьев Стругацких, он, на мой личный взгляд, вывернул смысл повести наизнанку. Ага, устроил полный массаракш.
Помните, после премьеры первого фильма поклонники Стругацких слюной брызгали из-за того, что Максим Каммерер в книге пусть и наивен, но не инфантильный же детина, улыбающийся так часто и настолько не к месту, что подсознательно все время ждешь, когда же он пустит слюну, как положено нормальному слабоумному. Так вот – спешу вас обрадовать, это была вовсе не недоработка режиссера. Это вполне сознательный ход.
В фильме Бондарчука Каммерер вовсе не пусть наивный и не подготовленный к столкновению с тоталитаризмом, но умный и добрый житель мира Полдня. Нет, больше всего он напоминает Шуру Балаганова в исполнении Леонида Куравлева – улыбчивый, доброжелательный, очень обаятельный и непроходимо тупой.
Но при этом – с гипертрофированной жаждой справедливости – «По-честному, Бендер!».
Он прямо-таки рвется навести справедливость, но при этом не способен просчитать последствия хотя бы на полшага вперед.
И дурачком он выглядит вовсе не из-за отсутствия актерских способностей у исполнителя главной роли Василия Степанова. Повторюсь – этот образ явно лепился сознательно. Все эпизоды, демонстрирующие незаурядность Максима, в фильме либо купировали, либо проговаривали скороговоркой, на глупостях же, им совершаемых, напротив, всегда ставится ударение. Иногда кое-что и добавлялось от себя – для ясности. Так, в знаменитом диалоге Мак-Сима и прокурора герой Бондарчука, предлагая своему собеседнику совершить государственный переворот, вместо «Ваша политическая программа мне в общих чертах известна. Не возражаю», интересуется:
– Какова ваша политическая программа?
– Справедливость!
– Согласен.
Угу. «– Ваше политическое кредо? – Всегда!»
Максим здесь – тупое орудие, сила, страстно желающая сделать все «по-честному», но не способная на самостоятельные действия, вот им и манипулируют все кому не лень, от ротмистра Чачу до Генерального Прокурора. Не случайно едва ли не единственной сценой, когда «нечаянному прогрессору» веришь безоговорочно, оказывается эпизод, когда он бессильно кричит Гаю: «Ничего я больше не хочу. И нечего на меня орать, сами виноваты, проспали свой мир, массаракш, оскотинили, как последнее зверье! Что теперь с вами делать? Что мне теперь делать с вами? Что? Не знаешь? Что? Ну говори!»
В итоге реплика Странника: «Я боюсь его, Фанк. Это очень, очень, очень опасный человек», обретает единственно возможный смысл – это, мол, обезьяна с гранатой, которая прыгает туда-сюда, и где она ее взорвет – неизвестно.
Граната и взрывается – когда этот деятельный дурак в первый и единственный раз решается действовать самостоятельно.
И вместо того чтобы, как его напутствовал Прокурор, использовать излучение башен для успешного и бескровного переворота, просто взрывает центр управления. Тем самым, как выясняется, обрекая планету на реки крови. И финальный разговор Странника, оказавшегося резидентом Земли, с главным героем вместо беседы на повышенных тонах в фильме оборачивается кровавой дракой. Странник, он же прогрессор Рудольф Сикорски, не отечески журит заигравшегося дилетанта – нет, он с остервенением избивает его, бьет наотмашь, калеча. И не может остановиться, не в силах сдержать злобу, потому что из-за этого блаженненького идеалиста погибнут тысячи.
Фильм-то по большому счету оказывается про то, как столкнулись две правды. Правда Максима: «Делай то, что тебе велят твои убеждения, не взирая на последствия», и правда Странника: «Превыше всего – благо людей, и любые перемены, даже самые назревшие, должны быть медленными и подготовленными, чтобы люди пострадали как можно меньше».
Революция против эволюции, и вопрос – на чьей стороне создатели фильма – по большому счету можно и не задавать.
Я, честно говоря, недоумеваю – зачем Федор Бондарчук на последовавшей за показом пресс-конференции играл в фрондерство и произносил свои нашумевшие речи про страну, которая per aspera ad anus. Фильм-то получился охранительным до мозга костей, лозунг «Все перемены бывают только к худшему» на нем написан аршинными буквами, и тоталитарные власти за него Федор Сергеевичу не атата должны сделать, а Государственную премию выдать.
Вы скажете – ну а ты-то чего возмущаешься? Охранительная идеология имеет как минимум столько же прав на существование, сколь и революционная, почему ее и исповедуют множество не самых глупых людей. И режиссер имеет святое право на собственную трактовку произведения. Более того – подобное толкование книги Стругацких очень даже возможно. Почему бы, действительно, и не прочитать «Обитаемый остров» как книгу о юном наивном безмозглом идеалисте, который решил бороться за справедливость и наломал при этом столько дров, что вполне заработал себе на лесоповал?
И я не буду спорить – да, вы правы. Такое произведение вполне имеет право на жизнь.
Вот только это будут не Стругацкие.
И вот почему.
Знаете, в чем разница между советским и постсоветским временем в нашей стране? Она в том, что в советские времена магистральное ощущение было, как в песне Николая Гнатюка: «Завтра будет лучше, чем вчера». А в постсоветские – «Что будет завтра, не знает никто, поэтому давайте жить сегодня и беречь это сегодня».
Так вот, «Обитаемый остров» писался в те времена, когда люди были убеждены, что завтра будет лучше. И смысл в нем заложен именно этот. Он пропитан этим ощущением, невоспроизводимым сегодня. Если ты будешь изображать радость, когда на душе тоска, получится либо фальшак, либо трэшак. Поэтому «Обитаемый остров» мог получиться только таким, каким он получился.
Почему в книге Странник, поорав на Каммерера, тут же начинает бурчать, аки дедушка какой, выговаривающий загулявшемуся во дворе внучку: «На Земле мать по нему с ума сходит... Девицы какие-то звонят непрерывно... Отец работу забросил...», да и в целом выглядит не очень расстроенным случившимся?
Потому что и Каммерер, и Сикорски на Сарракше – не сами по себе. За каждым из них стоит Мир Полдня.
Победившее светлое будущее.
И стоит лишь свиснуть – прискачет на помощь Красная армия. Как там в тексте? «Нам нужны врачи... Двенадцать тысяч врачей. Нам нужны белковые синтезаторы. Нам необходимо дезактивировать сто миллионов гектаров зараженной почвы – для начала. Нам нужно остановить вырождение биосферы...»
В фильме Бондарчука этих реплик, естественно, нет.
Потому что Полдень отменили.
АВТОР - Вадим Нестеров НОВИНКИ ПРОКАТА Орешек без героя 
В прокат выходит фильм «12 раундов» – ностальгический боевик со взрывами и рестлером в главной роли. Несмотря на успех предыдущих «Скалолаза» и второго «Крепкого орешка», режиссера основательно задвинули во вторую лигу. Тем не менее нордический характер сыграл свою роль, и с кино Харлин не завязал. Единственной более или менее постоянной звездой его картин стал уже не Уиллис или Сталлоне, а Сэмюэл Л. Джексон, сыгравший, в частности, в его же прошлогоднем «Чистильщике».
НОВОСТИ Названы первые лауреаты театральной премии «Золотая Маска» 
Торжественная церемония вручения национальной театральной премии «Золотая Маска» проходит в субботу в Музыкальном академическом театре имени Станиславского и Немировича-Данченко, названы первые лауреаты - лучшие артисты, дирижеры и режиссеры в оперетте и мюзикле. В номинации «Лучшая женская в оперетте, мюзикле» «Золотую Маску» получает Мария Виненкова (спектакль «Екатерина Великая» Музкомедии из Екатеринбурга), премию за лучшую мужскую роль решено не присуждать.
ИНТЕРВЬЮ Натали Портман «Свой бунт я еще не пережила» 
С виду воплощенная консервативность, она променяла беззаботное детство на нестабильность актерской профессии, изменила настоящую фамилию на псевдоним, на вершине карьеры дебютировала в режиссуре, а став кинозвездой, поступила в Гарвард, и вовсе не на кинофакультет. Встреча с Натали Портман, решительным человеком и… подающим надежды детским психологом. Все-то у нее так правильно, так выверенно, так обдуманно… Но где-то глубоко в этом чуде корректности и изысканных манер скрыты ирония и язвительность, это точно. Иначе откуда бы взяться ее «Вечеру», ее режиссерскому дебюту, короткометражке, с которой она и приехала в Венецию – в новом статусе, не звезды, а полноценного киноавтора?
Комментариев нет:
Отправить комментарий